Калашников Николай Петрович

Родился 17 марта 1924 года в селе Новониколаевка  Кустанайского района       Кустанайской области, Республика Казахстан.

Семья:  Отец  Петр Евдокимович, 1894 года рождения. Мать Василиса Семеновна, 1896 года рождения.  В семье было 7 детей : 2 сына и 5 дочерей. Старшая сестра 1915 года рождения, младший брат 1940 года рождения. В настоящее время осталось 4 сестры и я.

Отец и мать родились на Украине, но когда в начале ХХ века шло переселение на свободные земли, они переехали в Кустанайскую область. Переселенцы, которые были в основном украинцы, на свободном месте начали строить жилье. Те, кто был побогаче, строили дома из дерева, а остальные строили из пластов. Срезали на лугах верхний слой, из них возводили стены. Перекрытие тоже было из этого же материала. Крышу поддерживала основная деревянная балка, а на нее были уложены, с небольшим наклоном, деревянный настил, а на него уже складывались земляные пласты. Сверху крыша смазывалась глиной, перемешанной с соломой, поэтому ежегодно, особенно весной, ее обновляли.

В доме никаких перегородок не было. Была русская печь, за которой нары, на них спали все дети, у родителей была деревянная кровать. В доме был семейный стол и вдоль стен лавки. Пол глиняный, который приходилось смазывать в год не один раз.

При мне уже были построены надворные постройки. Сарай для лошадей, коров, овец, птицы. Построен  из  самана, имелся небольшой деревянный амбар, где хранился урожай. Кроме этого была построена для хранения половы так называемая клина. Все делалось с минимальным использованием леса, т.к. вокруг на удалении 20 км не было ни одного  участка   леса.

            Зимой, да и летом,    для отопления и приготовления пищи использовали солому и кизяк, который готовили из навоза и соломы, укатывали,  рубили на кирпичики, сушили, а зимой топили печь.

            По   приезду  с Украины  государство оказывало помощь в приобретении скота, посевного материала и для приобретения сельхозинвентаря.

            Участки земли нарезали каждой семье, только на мужское население, но так как в нашей семье было всего 2 человека мужского пола, земли было немного, которая использовалась в основном для посева пшеницы, овса, ржи. Сенокос проводили на землях казаков, у них земли было много, и если ее не использовали для посева зерновых, на их землях все село садило бахчи, на которых выращивали арбузы, дыни. Из сельхозинвентаря был плуг, борона, а косилка была совместная на 2 семьи. Те, кто был побогаче, имели набор сельхозинвентаря в полном объеме даже с лихвой и они по договоренности давали его с условием, чтобы на их угодьях отрабатывали заимку,  а она, как правило, проводилась в самые горячую пору уборки урожая, заготовки сена.

            Те, кто жил побогаче, имели хорошие просторные дома из дерева. Впоследствии в этих домах разместились школа, правление колхоза.

            Первая учительница в селе появилась в конце 20-х годов. Вначале был только первый класс, в него входили ученики от 8-летнего возраста, на второй год уже был и 1-ый и 2-ой класс, а на третий год – и третий класс. В помещении были ряды: один ряд – 1-ый класс, второй ряд – 2-ой класс и т.д. Учительница вела урок со всеми одновременно. Вечером учила наших родителей читать и писать, но не все смогли воспользоваться этим, т.к. были большие семьи, хозяйство. Так получилось и с моей матерью, она так и не научилась читать, писать, хоты буквы знала.

Отец был мастеровой человек, он изготавливал сани, телеги, столярные изделия. Так до конца своих трудовых дней был классным столяром.  Отец считался грамотным, т.к. он на Украине закончил 3 класса церковно-приходской школы. В селе таких было единицы. Мать была хорошей хозяйкой. Умелый кулинар. Обшивала всю семью сама вручную, т.к. швейной машинки не было. Одежда была в основном из самотканных материалов. В хозяйстве был ткацкий станок, а для того, чтобы его использовать, сеяли коноплю и обрабатывали и использовали для изготовления материала, пряли шерсть. Ткали из нее одеяла, валяли валенки. Конечно, приобретали и фабричные материалы, из которых шили одежду, но носили ее по праздникам.

            Деньги появлялись только тогда, когда после сбора урожая ехали в Кустанай на ярмарку, продавали муку, зерно, масло, мясо и покупали самое необходимое. Это был праздник, когда отец возвращался из города с подарками : обувью, сахаром, селедкой и т.п.

            Несмотря на примитивность жилищных условий и развлечений, мы, дети, находили возможность чем-то заниматься. Девочки играли в камушки, а мы, пацаны, в  лапту, шаровки,    третий лишний и другие забавы.

В 1932 году семья в составе 8 человек покинула село и поехала в неизвестность. Выезжали тайно ночью, бросили все, взяли только самое необходимое, без хлеба и других продуктов. Прибыли в Челябинск, два дня жили возле вокзала, т.к. с вещами не пускали, а потом поехали в Копейск, там жил дальний родственник. Он временно приютил семью, но ненадолго, в конце марта мы оказались под открытым небом и так было  несколько дней, пока отцу дали разрешение поселиться в общежитии, где был зал без перегородок, но были деревянные топчаны, там жило несколько семей. Потом дали комнату во вновь выстроенном доме, где семья прожила до начала 50-х годов.

В 1939 году я закончил 8 классов и устроился на работу на военный завод, он только строился: мы днем работали, а вечером изучали технологической процесс. После допуска к работе на заводе и сдачи экзаменов по технологии меня зачислили контролером ОТК, а потом перевели в аппарат военной приемки, где я работал до призыва в армию.

В 1942 году военкомат направил меня в военное училище, которое после боев переехало в г. Нязепетровск, по окончанию училища присвоили звание младший лейтенант и отправили в г.Горький ( для формировки). Наш полк после получения личного состава, пушек, машин и другого военного имущества в 1943г. прибыл на фронт. Наша дивизия артиллерийская, воевала на 1-м Белорусском фронте. Боевой путь мой прошел от городов Гомель, Регида, Мозырь, Калиновичи, Бобруйска,              Барановичи, Брест, Варшава, Берлин и закончился боевой путь на  р. Эльба. За участие в боевых событиях имею 13 благодарностей Верховного Главнокомандующего.

Занимал на фронте должности: командира взвода управления батареи, начальника разведки дивизиона, командира артиллерийской батареи. Войну закончил в звании старшего лейтенанта.

Наш полк принимал участие в освобождении Белоруссии от самого первого города Гомель до Бреста. Далее принимал участие  в форсировании Вислы и освобождении Варшавы, далее форсирование Одера и взятие Берлина.

В 1944 году в июле был ранен на окраине города Брест. Лечение проходил в полевом госпитале, который располагался в г. Регида Гомельской области. После излечения продолжал службу в составе 1-го Белорусского фронта.

Награжден Правительственными наградами: орден Боевого Красного Знамени, орден Александра Невского, Отечественная война 1-ой степени – 2 ордена и орден Отечественной войны 2-ой степени. Медаль «За боевые заслуги», за Победу над Германией, за освобождение Варшавы, за взятие Берлина, Ветеран  Вооруженных Сил и юбилейные.   Всего 22 награды.  

Описывать воспоминания об участии в боях сложно, так как я не вел никаких записей, да и не было такой возможности, ибо остаться в живых шанс был минимальный, и не думалось, что это кому-то будет надо. Впереди было еще полтора года войны и, конечно,  за  послевоенные  годы ушло много из памяти, осталось а памяти только то, что забыть нельзя, да и то в общих чертах.

Жизнь на фронте, я имею на передовой, в корне отличается от нормальной человеческой, там нет разницы день это или ночь, нет определенного времени на отдых, прием пищи и других человеческих потребностей. Обстановка менялась так резко и часто, что невозможно предсказать, что будет через минуту, час, сутки и т.п. Нервы всегда были натянуты как струна.

Присутствовало одно желание, как можно лучше выполнить боевое задание, остаться в живых и сохранить подчинённых.

Фронтовая жизнь – это наука, которая заставляет постоянно совершенствовать поведение, использовать опыт прошлого и совершенствовать боевые навыки. Бывали такие минуты, когда приходила мысль, хотя бы скорее всё это кончилось, но чуть станет полегче, опять была жажда жизни.

Из-за неопытности, в ноябре 1943 г., управление батареи, комбат, я командир взвода, разведчики, телефонисты были на краю гибели.

Пехота, рота, которую поддерживала огнём наша батарея, освобождала село. На окраине стоял наш танк подбитый, башня была сорвана и отброшена в сторону. Командир батареи Комаров решил, что это хороший будет наблюдательный пункт. Командир батареи, я и разведчик внутри танка развернули приборы наблюдения и подготовили военных для стрельбы. Телефонисты протянули связь и оборудовали окоп под танком. Противник засёк наш наблюдательный пункт и открыл по танку навесной миномётный огонь, пытаясь попасть внутрь танка. Подготовили данные по миномётной батарее противника, но уничтожить её не могли, так как телефонная связь была нарушена, а устранить неисправность не было возможности из-за миномётного обстрела. Мы лежали в танке, смотрели в небо, и была одна мысль, чтобы мина не попала в танк, но всё обошлось благополучно, наступили сумерки и мы смогли покинуть злополучное место.

Конечно, таких просчётов в выборе наблюдательного пункта старались больше не допускать.

На фронте многое зависело от местности, где приходилось выполнять боевое задание. В конце 1943 г., на подступах к г.               мне было приказано занять передовой наблюдательный пункт непосредственно в первой траншее, где располагались солдаты роты, которую поддерживала наша батарея. Задача была вести разведку огневых точек противника, передавать на основной наблюдательный пункт, с которого плохо просматривался передний край противника.

Траншея, в которой мы организовали передовой наблюдательный пункт, была глубиной 50-60 см, так как копать глубже не позволяли грунтовые воды. В ней можно было только сидеть либо находиться в полулежащем состоянии. Мы вели разведку, корректировали огонь батареи, но находиться в такой траншее было неудобно, да и был мороз, хотя и не уральский, но всё же было холодно, надо было как-то двигаться. Ночью обстрел ослабевал, можно было встать во весь рост. Утром начался интенсивный обстрел и со стороны противника, и с нашей стороны. Один из снарядов, перелетев примерно метр за траншею, разорвался, осколки не задели меня, но оглушило так, что я почти потерял слух, были сильные головные боли. Пытались отправить в госпиталь, но я отказался и примерно дней 15-20 чувствовал себя плохо, но всё же остался в своём родномбоевом коллективе.

Иногда мы несли непредвиденные потери. Так случилось в середине марта 1944 года.

Батарея получила задачу войти во взаимодействие с командиром стрелковой роты, которая накануне заняла населённый пункт, село было разрушено или сожжено. Уцелело несколько полуразрушенных домов. В одном из них был наблюдательный пункт командира роты, недалеко от этого дома лежал штабель брёвен, очевидно, приготовленный для постройки дома. Под этими брёвнами мы оборудовали блиндаж, а наблюдательную ячейку вынесли несколько вперёд, откуда вели наблюдение и разведку целей противника.

Начался интенсивный обстрел села тяжёлыми снарядами. Наблюдатель доложил, что видит бронепоезд, который ведёт огонь. Командир батареи Комаров сказал: «Пойдём, подготовим данные и попытаемся обстрелять бронепоезд». Пришли в ячейку, подготовили данные, начали передавать, но телефонист сообщил, что связи с блиндажом нет и наши команды до огневых взводов не доходят. Телефонист вышел, чтобы уточнить, почему нет связи, и тут же вернулся, доложил, что блиндажа нет, брёвна разбросаны. В блиндаже было 15 человек нашей батареи, все они превратились в рубленое мясо, так как снаряд прошил землю и взорвался внутри блиндажа. Кроме наших батарейцев в проходе ещё было несколько человек, все они были взрывной волной спрессованы.

Так мы потеряли почти полностью взвод управления батареи. Похоронить их по-настоящему мы не смогли, так как получили приказ о занятии новых позиций.

25 июня 1944 г. в районе Бреста батарея вновь понесла потери, а я был ранен и отправлен в госпиталь.

Заканчивая очень краткое обозрение фронтовых будней, хочу завершить следующим.

Я не совершал личных героических подвигов за время пребывания на фронте, а я пробыл на передовой ровно полтора года. Все мои действия связаны с выполнением боевых задач, которые возлагались на нашу батарею, на дивизион, когда я был начальником разведки артиллерийского дивизиона.

Поэтому меня как командира оценивали по действиям моих подчиненных, а моя цель была организовать правильное выполнение задачи с наименьшими потерями солдат в бою.

Очевидно, я был исполнительным офицером, старался, и это было замечено моими начальниками, в частности командиром батареи, командиром дивизиона, командиром полка.

Все мои награды я получил за совместные действия со своими подчиненными, многие из них так же были отмечены государственными наградами.

Сейчас стало модно, когда участники войны постарели, многих уже нет в живых, некоторые, выступая, да и в разговорах между собой, рассказывают, как он готовился к совершению подвига и как проявлял героизм. Верить этому можно с трудом, потому что предугадать, что произойдёт, как сложится обстановка было невозможно заранее.

Разве мог предугадать Александр матросов, что он совершит такой подвиг? Конечно, нет. Но и это ещё не главное, надо, чтобы кто-то заметил этот подвиг, а подвиги, причём самые героические, были постоянно, но они оставались незамеченными. Жизнь на фронте – это подвиг! Таких подвигов, как совершил Матросов, за войну было более десятка, которые всплыли только после войны, да и сейчас ещё продолжают всплывать героические подвиги воинов, и так, наверно, будет, пока будут жить живые солдаты войны.

Вот и окончилась война. Началась мирная жизнь, которую так ждали и которая так мгновенно наступила. Теперь надо было думать о другой жизни. Солдаты, офицеры засобирались домой, этому способствовала та обстановка, которая сложилась сразу после окончания боевых действий. Во-первых, не было того напряжения, которое сложилось в годы войны, во-вторых, появилось право на жизнь, на встречу с родными, близкими, с семьёй. Но это настроение быстро входило в обычное русло мирных дней.

Назад    Далее